Жаркой рябины горькая кисть

2. Музыка прерывается, и звучит стихотворение “Моим стихам, написанным так рано...”

3. Продолжение “Фантазии A-moll”.

4. Фрагмент из произведения К. Паустовского “Лавровый венок”.

5. Лист “Венгерская рапсодия eis-moll”.

6. М. Цветаева “Вы, идущие мимо меня...”.

7. Марина Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 г. в высококультурной семье, преданной интересам науки и искусства. Отец ее, Иван Владимирович Цветаев, выходец из трудовой среды, профессор Московского университета, известный филолог и искусствовед стал в дальнейшем директором Румянцевского Музея Изящных Искусств – ныне Государственный Музей Изобразительных Искусств им. А.С. Пушкина.

8. “Красною кистью рябина зажглась...” М. Цветаевой

9. Из воспоминаний М. Цветаевой:

“Когда вместо желанного, предрешенного, почти приказанного сына Александра родилась всего только я, мать, самолюбиво подавив вздох, сказала: “По крайней мере будет музыкантша”. И когда моим первым, явно – бессмысленным и вполне отчетливым догодовалым словом оказалась “гамма”, мать только подтвердила: “Я так и знала”. И тут же принялась учить меня музыке, без конца напевая мне эту самую гамму.

Слуху моему мать радовалась и невольно за него хвалила, тут же, после каждого сорвавшегося “Молодец!”, холодно прибавляла: “Впрочем, ты ни при чем – слух – от Бога”. Так это у меня навсегда и осталось, что я – ни при чем; что слух – от Бога. Это охранило меня и от самомнения, и от самосомнения, и от всякого в искусстве самолюбия – раз Слух от Бога. “Твое – только старание, потому что каждый Божий дар можно загубить”, – говорила мать поверх моей четырехлетней головы, явно не понимающей и поэтому запоминающей так, что потом уже ни чем не выбьешь”.

10. Гостеприимный, уютный дом Цветаевых в одном из старинных Московских переулков стал в те годы известным культурным центром. Там собирались для дружеских бесед и споров, для музыки многие видные представители художественных кругов Москвы.

11. М. Цветаева: “Из рая детского житья...”.

12. Уже в шестилетнем возрасте М. Цветаева начала писать стихи, и притом не только по-русски, но и по-французски, по-немецки. А в 1910 году, когда ей исполнилось 18 лет, выпустила первый свой сборник “Вечерний альбом”.

13. Ж.-Б. Молли “Ария” на фоне музыки “Слава прабабушек томных – домики старой Москвы...”

14. Самым первым, кто хорошо принял “Вечерний альбом” юной поэтессы, был прославленный поэт Максимилиан Волошин. М. Цветаеву он посетил у нее в доме в Трехпрудном.

15. Из воспоминаний М. Цветаевой о встрече с М. Волошиным:

“Звонок. Открываю. На пороге цилиндр. Под цилиндром безмерное лицо в оправе вьющейся недлинной бороды. Вкрадчивый голос: – Можно мне видеть Марину Цветаеву? – Я. – А я – Макс Волошин. К Вам можно? – Очень!

Прошли наверх в детские комнаты: – Вы читали мою статью о Вас? – Нет. – Я так и думал и потому принес ее Вам. Она уже месяц как появилась.

А еще через месяц были стихи”.

16. “К Вам душа так радостно влекома...” М. Волошин.

17. М. Цветаева “Мне нравится” сольное исполнение под гитару.

18. Цветаева считала Б. Пастернака самым близким ей по духу поэтом, единомышленником, “братом в пятом времени года, шестом чувстве, четвертом измерении”.

19. “Любить иных – тяжелый крест...” Б. Пастернак.

20. Весной 1916 года М. Цветаева “дарила Москву” поэту Осипу Мандельштаму, поэзию которого высока ценила: “Люблю Мандельштама с его путаной, слабой, хаотичной мыслью и неизменной магией каждой строчки. Дело не в классицизме – в чарах”.

21. О. Мандельштам: “Смутно-дымчатыми листьями...”

22. “У зеркала” сольное исполнение под гитару.

23. Ответы на вопросы литературной анкеты.

Цветаева проходит по своему “кругу чтения”, отмечает “последовательность любимых книг”, делая при этом замечание: “Каждая дает эпоху”. Что же это за книги, названные самим поэтом?

“Ундина” (раннее детство), Гауф-Лихтенштейн (отрочество), Ростан (ранняя юность), “позже и поныне: Гейне – Гете – Гельдерлин; русские прозаики – Лесков и Аксаков; русские поэты – Державин и Некрасов, из современников – Пастернак”. Названы также Ромен Роллан и Райнер Мария Рильке. И далее – “Наилюбимейшие стихи в детстве – пушкинское “К морю” и лермонтовский “Жаркий ключ”. “Евгения Онегина” не любила никогда. Любимые книги в мире – те, с которыми сожгут: “Нибелунги”, “Илиада”, “Слово о полку Игореве”.

К пестроте имен можно было бы добавить юношеское увлечение “наполеоновской легендой”, образами античной мифологии, пристрастие к немецким романтикам вообще и еще раз Пушкина – в более широком объеме.

Заняли свое место в ряду этих порою противоречивых предпочтений и вечный образ Дон Жуана, и Байрон, и легенды западного средневековья, и Галантная Франция века, и Казанова, и театральная Италия времен Гоцци-Гольдони. Но тут же в непосредственном соседстве, а иногда и в причудливом переплетении, образы русской народной сказки, цыганская песня, городской “жестокий” романс и русские разбойные песни, пословицы, скороговорки, даже лихая, острословная частушка.

24. Марина Цветаева “Встреча с Пушкиным” стихотворение.

25. Блока восприняла М.И. Цветаева как высоту столь поднебесную, что ни о какой сопричастности этой высоте она, “в греховности своей, и помыслить не смела – только коленопреклонялась”.

Цветаева видела Блока на его вечере во Дворце Искусств 14 мая 1920 года. Сохранилась запись об этом ее дочери: “Чуть только расселись, в толпе проносится шепот: “Блок! Блок! Где он? За столик садится! Сирень!” Все изъявляли безумную радость… Деревянное лицо вытянутое. Темные глаза – опущены, неяркий, сухой рот, коричневый цвет лица. Он читает поэму “Возмездие”. В другой части он говорит про войну, про войска, которых много погибло в бою, но они шли, полны героизма. Все аплодируют. Он смущенно откланивается. Народ кричит: “Прочтите несколько стихов! “Двенадцать”! “Двенадцать”, пожалуйста!”. – “Я… Я не умею читать “Двенадцать”. – “Незнакомку”! – “Утро туманное” читает Блок”.

26. Сольное исполнение под фортепианную музыку романса Абаза “Утро туманное” на фоне музыки “Ты уходишь на запад солнца…” М. Цветаевой.

27. Из воспоминаний М. Цветаевой: “Иногда Блок забывал слова и тогда оглядывался на сидящих за его спиной даму и господина, которые, слегка улыбаясь, подсказывали ему. Тогда же через Алю передала Блоку свои стихи к нему. По свидетельству Нолле поэт их прочел молча, читал – долго, и потом такая до-о-олгая улыбка”.

28. М. Цветаева: “У меня в Москве – купола горят”. После слов “Просыпаются звонари” – колокольный звон в фонозаписи, на фоне которого дочитывается стихотворение. А колокольный звон все продолжается, и посреди него слова: “В сентябре 1912 года состоялась свадьба Марины Цветаевой и Сергея Эфрона”.

29. “Лунная соната” Бетховен. На фоне музыки “Писала я на аспидной доске…”

30. “Я с вызовом ношу его кольцо…” М. Цветаевой.

31. В.-А. Моцарт “Реквием” (фрагмент).

32. Как же встретила Марина Цветаева Великий Октябрь, величайший перелом в исторической судьбе горячо любимой ею Родины? Почему не последовала Она страстному призыву А. Блока: “Всем телом, всем сердцем, всем сознанием – слушайте Революцию”?

Почему осталось чуждым ее душе стремление С. Есенина, пусть по-своему, но все же восславить стихийную народную силу? Почему прошла мимо ее слуха мужественная поступь стихов и поэм Вл. Маяковского?

33. В это время Марина Цветаева жила почти в полном отчуждении от литературной среды, в кругу немногих близких друзей, ценивших и понимавших ее стихи. Она чуждалась общества московских поэтов, не входила ни в одну из многочисленных поэтических группировок и чрезвычайно редко выступала с чтением своих стихов.

34. Сохранилась афиша одного из таких вечеров в Политехническом музее. В субботу 11 декабря 1920 года Всероссийский Союз Поэтов, под председательством В. Брюсова, устраивал “вечер поэтесс”, на котором среди девяти участниц, не оставивших своего имени в поэзии, была и приглашенная В. Брюсовым Марина Цветаева. Не без иронии вспоминала она о своем появлении среди разряженных и манерных представительниц богемного искусства. Нарочно облачилась в темное мешковатое платье, похожее на монашеское одеяние, перепоясанное широким кожаным ремнем. Военная сумка через плечо, коротко остриженные разлетающиеся волосы. Вышла на эстраду в валенках и всем своим видом и манерой держаться выказывала презрение и к поэтессам, и к заполнившей зал, жаждущей литературных скандалов публике. А стихи читала такие, что первоначальные усмешки скоро перешли в шумную овацию. Звучал голос настоящего поэта.

35. “Знаю – умру на заре…” М. Цветаевой.

36. “Кто уцелел – умрет, кто мертв – воспрянет…”

37. Моцарт “Реквием” (фрагмент).

38. Из воспоминаний М. Цветаевой:

“Академический паек! Мне дали его после смерти дочери Ирины… Няня увозила два раза Ирину к себе в деревню, она оживала на хлебе и лепешках, начинала ходить и говорить…

Но долго держать ее там она не могла – привозила обратно, и снова Ирина переставала ходить, она только раскачивалась, сидя в коляске, и пела – у нее был удивительный голос…

В приюте за Москвой я навещала дочерей. Но когда Аля заболела сразу тремя болезнями, мне пришлось взять ее. Спасти обеих я не могла – нечем было кормить, я выбрала старшую, более сильную, помочь ей выжить. Ирину в приюте кормили как красноармейских детей, что-то варили, и я ее там оставила.

В последний раз я видела Ирину в той большой комнате, она шла, покачиваясь в длинном халате, горела лучина… В Москве я лечила Алю, топила буржуйку креслами красного дерева, она начала поправляться. И однажды в очереди за содой я узнала от какой-то бабы, что Ирину накануне похоронили… Подходит, всматривается: “А не Вы ли будете Ириночкина мама? Мы ее вчера схоронили…”

На могилу я не поехала – не могла оставить больную Алю. Потом, когда мне дали академический паек, я сказала Але: “Ешь. И без фокусов. Пойми, что я спасла из двух – тебя, двух не смогла. Тебя выбрала. Ты выжила за счет Ирины”.

39. “Две руки, легко опущенные…” М. Цветаевой.

40. В мае 1922 года ей было разрешено вместе с дочерью выехать за границу, к мужу, Сергею Эфрону, оказавшемуся в рядах белой эмиграции. Бывший белый офицер, разочаровавшийся после разгрома Деникина и Врангеля в “белом движении”, он порвал с ним и стал к этому времени студентом университета в Праге.

41. Из воспоминаний М. Цветаевой: “28 апреля 1922 года. Накануне моего отъезда из России. Рано утром, на совершенно пустом Кузнецком, встретила Маяковского: – Ну-с, Маяковский, что передать от Вас Европе? – Что правда – здесь.

7 ноября 1928 года. Париж. Поздно вечером, выйдя из кафе, я на вопрос: “Что Вы скажете о России после чтения Маяковского?” не задумываясь ответила: – Что сила – там!”.

42. А месяц спустя после Парижской встречи она напишет в письме поэту: “Дорогой Маяковский, знаете, чем кончилось мое приветствование Вас в Евразии? Изъятием меня из “Последних новостей” – единственной газеты, где меня печатали… “Если бы она приветствовала только поэта Маяковского, но она в лице его приветствует новую Россию…”

43. “Маяковский” – стихотворение.

44. “Полонез” Огинского.

45. М. Цветаева: “Тоска по Родине! Давно…”

46. “Полонез” Огинского.

47. В одну из самых тяжких для себя минут Марина Цветаева с горечью записала: “…мой читатель остается в России, куда мои стихи не доходят. В эмиграции меня сначала (с горяча!) печатают, потом, опомнившись, изымают из обращения, почуяв не свое – тамошнее!” “Пишу не для здесь (здесь не поймут из-за голоса), а именно для там – языком равных”.

48. “Стихи к сыну” М. Цветаевой.

49. Из писем М. Цветаевой:

“Надо мной здесь люто издеваются, играя на моей гордыне, моей нужде и моем бесправии (защиты нет)”.

“Нищеты, в которой я живу, вы себе представить не можете, у меня же никаких средств к жизни, кроме писания. Муж болел и работать не может. Дочь вязкой шапочек зарабатывает 5 франков в день, на них вчетвером (у меня сын Георгий 8-ми лет) живем, то есть просто медленно подыхаем с голоду”.

“Не знаю, сколько мне еще осталось жить, не знаю, буду ли когда-нибудь еще в России, но знаю, что до последней строчки буду писать сильно, что слабых стихов не дам”.

50. “Челюскинцы” – стихотворение М. Цветаевой.

51. В таком неустанно напряженном состоянии духа, отстаивая в мире рутины, косности и бесчеловечности право на свободу и независимость своего поэтического “я”, дожила Марина Ивановна Цветаева до страшных дней гитлеровской экспансии. На ее глазах была захвачена, растоптана фашистскими ордами близкая ее сердцу Чехословакия. С небывалой прежде силой прозвучали ее “Стихи к Чехии”, страстно клеймящие насильников, восславляющие мужество свободолюбивого чешского народа.

52. А.-В. Бетховен “Патетическая соната” (фрагмент в фонозаписи).

53. “Стихи к Чехии” М. Цветаевой.

54. Нарастание силы фашизма настолько потрясло ее душу, что возвращение к относительно спокойной жизни казалось ей совершенно невозможным. Единственный путь спасения – это возвращение на покинутую Родину. А 1939 году М. Цветаева после семнадцати лет бедственного пребывания за рубежом, получив советское гражданство, вступает наконец на родную землю.

55. Цикл из одиннадцати стихотворений написан Цветаевой в пору ее сильного увлечения ахматовской поэзией. “Ахматова пишет о себе – о вечном, не написав ни одной отвлеченно общественной строчки”. “О маленькой книжке Ахматовой можно написать десять томов – и ничего не прибавишь”, – записывает Цветаева в 1917 году. Цветаева считала Ахматову “чистым лириком”, то есть “поэтом без истории, без развития, чья душа и личность сложилась уже в утробе матери”; “чистая лирика живет чувствами”; “чувства не имеют развития”. Первая и последняя двухдневная встреча Цветаевой с Ахматовой произошла в Москве, перед самым началом войны, в июне 1941 года.

56. “О, муза плача!…” М. Цветаевой.

57. А. Ахматова “И отступилась я здесь от всего…”

58. Шитте “Этюд” на фоне музыки “О сколько их упало в эту бездну…” М. Цветаевой.

59. Музыка продолжается…

Список литературы

1. М. И. Цветаева. Сочинения в двух томах. Москва. “Художественная литература”. 1988 год.

2. А. И. Цветаева. Воспоминания. Москва. “Советский писатель”. 1983 год.

лицей, г. Троицк